Читаем без скачивания Мир, в котором меня ждут. Ингрид - Екатерина Каптен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Он не разговаривает, – сказал учитель.
– А как он вас понял? – спросила Ингрид.
– Он сурышит особый язык мысуренно, – ответил Рейто-сама.
Девочке хотелось узнать подробнее, почему его не было больше месяца, но сочла, что такие расспросы будут невежливыми. Глядя вслед немому мальчику, она спросила:
– А кто это? И откуда? – второй вопрос она задала потому, что мальчик был явно младше возраста ликеистов.
– Это Дионисий, сын Ханны Ритеры, – сказал учитель. – Теперь это тоже мой ученик.
Ингрид тихо опешила. Она так привыкла, что уроки меча только для неё одной и теперь не знала, как реагировать. Хотя мальчик явно не собирался сейчас заниматься вместе с ними и вообще беззвучно ушёл в другую комнату вглубь дома.
– Ханна Ритера отправира его ко мне заниматься кариграфией и другими науками, пока не пришло время Рикеи для него.
Больше ничего о мальчике Ингрид в этот раз не узнала, но запомнила его тяжёлые глубокие глаза, бледное лицо и шапку густых чёрных волос. Он был чем-то похож на малыша Георга, но только старше, бледнее и существенно тише. До встречи с ним Ингрид не знала, что у Ханны Литеры есть сын. Девочка прониклась большим сочувствием к преподавателю словесности, которая, судя по всему, была вынуждена скрывать ребёнка. Явно она не была главой родного княжества, раз жила с сыном во Дворце. И никто из семьи не содержал её. С другой стороны, Ингрид сама видела, что Ханна Литера – действующий боевой маг, а значит, состоит на военной службе. При любом раскладе личность преподавателя словесности теперь стала интересней для неё втройне.
После фехтования и обеда Ингрид пошла на обиход в оранжереи и стала расспрашивать девочек, что они знают о семье Ханны Литеры.
– Ингрид, мы, конечно, многое знаем друг о друге, но далеко не всё, – ответила Артемида. – Я даже не знала, что у неё есть сын.
– Она младше моей мамы, – сказала Сольвей, – и их семья занимается книжным делом.
– Я видела, как Ханна Литера отважно вступила в бой, когда я угодила в логово демона, – сказала Ингрид. – Она была такая красивая в боевой форме со скипетром в руках. Кстати, почему у некоторых магов были посохи, у неё – скипетр, а Деметрос Аркелай вообще без всего?
– А ты разве не спрашивала своего опекуна об этом? – удивилась Хельга.
– Нет, и без этого вопросов было так много, и в основном он меня расспрашивал, а не я его.
– Вообще, Ингрид, – начала Хельга, – разные маги действуют по-разному. Кому-то удобно использовать посох, а кто-то предпочитает что-то поменьше, типа скипетра или булавы. Кто-то использует музыкальный инструмент или медальон, кольцо, хотя это не очень популярно. А кто-то полагается только на хирограммы.
– Это то, что мы на хирографии делаем? – на всякий случай спросила Ингрид.
– Да-да, оно самое.
– Выходит, хирограммы самые удобные: свои руки точно нигде не забудешь.
– Не совсем, – сказала Артемида. – Посох, конечно, можно обронить, но зато он самый удобный и универсальный. Он содержит в себе все необходимые элементы: дерево, камень, металл, частицу какого-нибудь животного, типа пера или рога; у посоха самая сильная концентрация, его собирают долго и качественно. И обронить его не так-то просто: он ведь привязан к руке мага, появляется по его велению, и отнять его на самом деле тяжело. Между ним и магом существует сильная связь. С другой стороны, посох, чисто теоретически, можно разрушить, я слышала о таких историях…
– Но и не все маги собирают свой посох, – добавила Хельга. – Кто-то собирает его не один десяток лет. Говорят, что самый потрясающий у Николаса Трисмегиста! Но я его не видела.
– Но при разрушении посоха маг остаётся в плачевном состоянии. Привыкаешь ведь всегда полагаться на него… – закончила Артемида.
– А хирограммы тогда как? – спросила Ингрид.
– Хирограммы учат все обязательно, но там надо точно попадать пальцами. Каждый узор должен быть безукоризненным, чуть замешкаешься, промахнёшься… или не дай Бог без пальца останешься… Тоже плохо. И какая скорость должна быть, чтобы успевать хирограммы менять! Да ещё и разными руками разные фигуры! – сказала Артемида.
– А кольца и медальоны почему не любят?
– Они довольно простые, многие начинают с медальона, а потом его камень используют его в посохе. А вот кольца оказываются не очень практичными – одна переплавка металла и он как новорождённый, почти все металлы как бы перерождаются, утрачивая свою силу. Хотя бывают, конечно, кольца из стойкого металла. Просто редко.
– Так значит, каждый волшебный предмет должен делать сам маг?
– Разумеется. Он служит одному магу, а потом уходят с ним в могилу, – резюмировала Хельга. – Правда, есть предметы, которые обладают особенной силой, но так просто их не достичь.
– Да, моя мама говорила, что такие предметы ускользают от тех, кто ищет их силы, – добавила Артемида.
– А найти их может только тот, кто чист душой и не желает власти над ними, – заключила Сольвей.
– Ясно. Только я не совсем поняла, что значит «достичь их»? И как они ускользают? То есть их вечно теряют, что ли? Их нельзя типа оставить у себя в доме? Или в руку не взять?
– Нет, нельзя, в том их суть, что они приходят только тогда, когда они нужны, – ответила Хельга.
– Это Ангельские предметы силы, – сказала Сольвей. – Мне говорили, что любой такой предмет силы даётся прямо в руки, только тогда, когда он реально необходим, появляется из ниоткуда, а потом исчезает.
– Ого, а что за предметы? И как они выглядят?
– Точное их число неизвестно, – ответила Хельга, но начала перечислять, загибая пальцы: – Чаша, Сфера, Огненный Меч, Весы, Кадило, Посох, Пальмовая Ветвь. Это те, о которых имеются записи, свидетельства.
Ингрид представила, как было бы здорово однажды обрести такой предмет, но тут же поймала себя на мысли, что если она начнёт именно хотеть, то в жизни его даже краешком глаза не увидит. И прямо с этой секунды она решила избавиться от этого желания.
Поздно вечером после бани Ингрид вернулась в свою комнату. Села за стол, поставила небольшое зеркало напротив лица и долго изучала себя в нём. Ингрид и раньше могла подолгу зависать над отражением, чтобы рассмотреть себя досконально, запомнить черты. Собственный образ всегда ускользал из её памяти, как и образ Антона Павловича. Она заметила, что сильно изменилась в Междумирье за эти месяцы: кожа посветлела, на лице исчезли воспаления, над головой торчала в стороны новая поросль волос. Однозначно эти перемены ей нравились.
В середине марта снег сошёл почти полностью. Небольшие сугробы оставались только в лесу, где в особо прохладных местах, по словам одноклассников, они могли лежать почти до мая. Ингрид всё ещё размышляла, как им с Нафаном снова попасть на землю. Ради надёжности надо было искать другой путь перехода, не такой, как тогда, но пока ничего путного не придумывалось. Нафан тем временем несколько раз мягко намекал Ингрид, что она ему обещала, правда, тут же соглашался, что надо дождаться наиболее подходящего момента.
В конце марта в Междумирье отмечали солнечный Новый год. Он всегда выпадал на дни поста, но это ничуть не мешало веселью. Даже в дни духовных практик праздники были удивительным и светлым делом. Новый год походил на осеннее чествование воинов, только гостей было намного больше: во Дворец съезжались родственники всех учащихся, а в остальном всё шло по известному сценарию: общая молитва, торжественная часть, песни в честь праздника, трапеза и танцы.
Погода Междумирья была намного ровнее и предсказуемей, нежели в Петербурге. К апрелю лица обвевал тёплый воздух, солнце светило горячее, шапки и шарфы отправлялись на хранение до осенних
